Немного понурив голову, Совунья медленно переставляла лапы по направлению к палатке. Полуприкрытые глаза жгло от усталости. За спиной курилась вонь больных тел, смешиваясь с резким запахом трав и проникая в нос, уши, рот. Целительница знала, что идет в уже темную палатку не спать, а жевать пиретрум, со вздохом откладывать еще один цветочек лаванды, потому что без него тому воителю не жить, отдавать распоряжения помощникам, бдеть близ больных, и — улыбаться... Этот ад не имел конца, хотя и зараженных день ото дня становилось меньше. Это бы внушало надежду, но не все — сказать страшно — уходили сами. Иных выволакивали, чтобы с честью проводить в последний путь.

И — улыбаться мертвым...
Если бы не почивший наставник и последний предводитель (великие предки, неужели хворь и его вырвала из наших лап), Совунья свихнулась бы. Но их память каким-то чудом поддерживала внутри огонечек надежды, и каким-то невероятным усилием кошка продолжала идти, и какое-то баранье упрямство продрало ей глаза и заставило почти как ни в чем ни бывало, разве что чуть-чуть серьезнее взглянуть на одного из своих помощников, вернувшегося с очередной пробежки по лесу в поисках трав.

И — улыбаться живым...
— Спасибо, Вихрь*, — негромко произнесла Совунья, обнюхивая куцую, зато свежую горсточку мать-и-мачехи. — Твоя помощь неоценима. Думаю, на сегодня этого хватит. Можешь пойти поспать: завтра тяжелый день, а каждый крепкий воин на счету... Говоришь, в том месте мать-и-мачехи больше нет?.. — кошка рассеянно слушала ответ воителя, готовя смесь для одного из больных. Она понимала, что слушать вполуха — плохо, но на концентрацию душевных сил не хватало: все уходили на то, чтобы собраться с духом. Сегодня ей предстояло совершить кое-что чрезвычайно важное; оно, к сожалению, не было в новинку: за последние луны Совунья сполна вкусила горечь этого обряда, но ей по-прежнему требовалось время, чтобы взять волю в лапы.

— Спасибо, Вихрь... Доброй ночи. — Развернувшись моськой к помощнику, Совунья слабо улыбнулась. Коснувшись носами и кивнув на прощание, кошка наблюдала, как воитель неторопливо выбирался сквозь неширокий лаз ее палатки. Вот, сейчас он уйдет, и ей придется самой идти к той, кого целительница хотела видеть — или отложить разговор до утра. Но Совунья решила, что сообщит страшную весть сегодня — и ни закатом позже. Потому что скрывать правду невозможно, а встречать новый день с этой мукой — жестоко.

— Постой... Вихрь!
В проеме показалась знакомая голова. Кошка тихо сказала:
— Позови Кедролапку. У меня для нее новость.
Воитель кивнул и исчезнул, а Совунья, вздрогнув, но справившись с подкатившей слабостью, возвратилась к травам.

* - вымышленный кот